Возможно ли возрождение Пруссии в будущем?
История знает страны, что прекратили своё существование, но затем появились на карте вновь, как, например, Польша и Венгрия. Может ли Пруссия оказаться одной из таких стран? Как ни прискорбно признавать, но ответ однозначный: нет. Пруссия была продуктом исключительно своего времени и политической обстановки. Причина прекращения её существования исключает возможность возрождения. Эта причина — идеологическая. В 1871 году с объединением немецкой нации умерло нечто большее, чем страна — умерла её идея. У поляков и венгров в культуре и языке сохранялось национальное самосознание, не позволявшее этим народам утратить волю к реставрации своей страны, а Пруссия лишилась его в пользу Германии. По своей сути она всегда была лишь одним из нескольких германских государств, пусть даже сильнейшим, но всё же не главным и не имеющим права говорить за весь германский народ. У неё не было своей нации как таковой, и двигателем её жизни значились совсем иные причины, отличные от национальных.
Какая германская страна не мечтала бы объединить огромную мощную нацию под своим владычеством? Реальная возможность была только у двоих — Пруссии и Австрии, однако лишь одной стране предстояло выполнить эту почётную, но самоубийственную миссию. Идея Германской империи была настолько воодушевляющей и привлекательной (оставаясь таковой едва ли не до наших дней и имея перспективы на будущее), что возвращение к предыдущим этапам выглядело бы как ничем не оправданный шаг назад, снова к «одному из нескольких германских государств». Да и кто бы мог этого хотеть? Прусского народа не существует, он признал себя германским народом и у него уже есть своя страна — Германия. И, покуда она есть, нет никакой нужды в Пруссии. Даже если допустить такую невероятную ситуацию, что сильный политический лидер целенаправленно решил возродить Пруссию и бросил на это все средства пропаганды, убеждая народ, что только Пруссия была достойным германским государством, а всё, что после неё — лишь её жалкая и порочная тень, навлекающая на себя беды одну за другой; и даже если бы это возымело успех, то в результате получившееся государственное образование не имело бы ничего общего с той Пруссией, которую мы знаем, кроме нагло узурпированного имени, и, возможно, способности противостоять почти всей остальной Европе, как уж повелось за германским народом.
Очарование Пруссии галантного века, а затем и индустриальной эпохи — неповторимо, и при всём желании не может быть воспроизведено вновь, как нельзя воссоздать события, сделавшие Пруссию именно таковой. Она заняла своё заслуженное место на страницах истории, а желающим воспользоваться её именем в политических целях лучше уважать её право оставаться там.